Анна Данилова - Тарантелла, или Танцы с пауками. Поцелуй тарантула и закрой глаза…
– Мы будем кормить не Вязовку, а классных парней, которые появятся здесь с минуты на минуту…
– Это следователей из города? – Люся казалась рассеянной. Она слушала Наталию вполуха и, задавая ей этот вопрос, меньше всего была озабочена получением ответа. Она меланхолично очищала луковицу за луковицей, не придавая значения тому, что делает.
– Да…
– Ты хочешь пригласить их в гости?
– Нет. Я хочу, чтобы они жили здесь…
И тут до Люси дошло.
– ЗДЕСЬ? Ты, наверно, шутишь?
– Ничуть. Уверяю тебя, ты не пожалеешь о том, что связалась со мной… Хоть пообщаешься с настоящими мужчинами… Поверь, это лучшее, что можно себе представить в твоем девственном положении…
Люся полоснула ножом по пальцу. Кровь хлынула на разрезанные зеленоватые луковицы…
Наталия бросилась оказывать первую помощь. Крикнула со двора Валентина, заставила его принести из машины аптечку и сделала перевязку…
– Как это тебя угораздило? А кровищи-то сколько… Ну ничего, это хорошая примета… Лук в крови, значит, кровь будет и в щах… Знаешь, как привораживают мужчин?
– Как?
– Подмешивают в еду кровь… Это все глупости, конечно…
Но вдруг тебе действительно понравится кто-нибудь из них…
Люся перехватила взгляд, какой бросил Валентин на Наталию: он выражал крайнюю степень удивления.
– О чем это ты? – спросил он.
Наталия, укладывая оставшиеся бинты и вату в аптечку, сказала как ни в чем не бывало:
– Чует мое сердце, что они приехали… Люся, последи за щами и посоли картошку, а я пойду встречу…
Она оделась и ушла.
– Она что, приведет их сюда? – спросила Люся, с трудом говоря, потому что чувствовала себя в присутствии Валентина какой-то деревянной, неживой.
– Конечно… – он усмехнулся. А потом взял ее лицо в свои ладони и нежно поцеловал в губы. Как понравившегося ребенка.
– Знаешь, Люся… По-моему, я виноват перед тобой… Скажи, что мне сделать, чтобы ты меня простила…
– В каком смысле? – проговорила она не своим голосом, чувствуя, как ей изменяют силы. «Он жалеет о том, что сделал… Он совсем не любит меня… Он просто использовал меня, чтобы утолить свой голод… Потому что ОНА ему отказала…»
– Ты же понимаешь, что мы не должны были этого делать. Ты прости меня, а?…
– А что же теперь делать мне?
– Я не знаю… Но, по-моему, никакой трагедии не
произошло… Я же не первый твой мужчина…
– Как это не первый? – не поверила своим ушам Люся. – У меня до вас никого еще не было…
Валентин пожал плечами. Люся не была девственницей. Он смотрел на нее, как она плачет и не мог найти слов, чтобы ее утешить.
– Я готов жениться на тебе, если для тебя это так важно, – наконец сказал он, понимая, что если она не остановится, то будет большой скандал и придется обо всем рассказать Наталии. Он потеряет ее, но зато будет знать, что поступил честно.
– Я.. У меня… Что я наделала? – рыдала она уже в голос.
Валентин, чувствуя, что скоро в доме появятся посторонние люди, которым совсем необязательно присутствовать при этой драме, налил полстакана водки и дал выпить Люсе.
– Вот, выпей, тебе надо успокоиться… Если хочешь, я сам все расскажу ей… Но ты должна знать, что кроме этой женщины я никого не люблю… Я и сам не знаю, зачем я это сделал… Но все будет так, как ты скажешь… Я обещаю тебе…
Никогда в жизни ему еще не было так стыдно. Но он не мог сказать этой наивной девушке, что занимаясь с ней любовью всю ночь, он на самом деле обнимал Наталию…
***
Аржанухин сидел с отсутствующим видом за зарешеченной дверью склада заготконторы и курил.
Ушаков докладывал обстановку прибывшим на снегоходах из райцентра следователю Ведерникову и старшему инспектору угро Селезневу. Наталия сидела рядом и слушала. Ведерников, в точности выполняя свое обещание, данное им Логинову, объяснил Ушакову с Самсоновым, что Наталья Валерьевна Орехова – помощник следователя и обладает соответствующими поломочиями…
– Вот, Владимир Александрович, что мы нашли на квартире Аржанухина, – с этими словами Ушаков достал из старого кожаного портфеля, который все это время держал в руках, пакет, из которого выпала красная шелковая юбка и белая тонкая блузка…
– А это что? – спросил Ведерников, показывая на скомканные серые комочки.
– Белые капроновые чулки… Грязные, словно в них бегали, вернее, ходили босиком…
– Это одежда потерпевшей?
– По-моему, – решила вмешаться Наталия, чувствуя, что если она этого не сделает, то Ушаков будет рассказывать еще полдня, – потерпевших все-таки две… Я звонила Логинову и все объясняла… Дело в том, что только что схоронили жену директора птицефабрики, Ларису Ванееву, молодую женщину, которая погибла при очень странных обстоятельствах… Ее нашли мертвую на молочном складе на ферме… ночью… Ошеров, это местный доктор, который ее осматривал, сказал, что Лариса имела половой контакт с мужчиной, однако он отрицает факт насилия… ссылается на отсутствие синяков и прочего… Это и понятно, поскольку эксперта здесь не было, анализы никто не делал… Женщину похоронили, даже не вскрыв и не установив причину смерти… Предполагается, что она была все же изнасилована, но умерла от сердечного приступа… Я осматривала ее… – она сделала паузу и выразительно посмотрела в глаза потрясенному ее решительной речью участковому, – когда она лежала в гробу… Думаю, что когда ее нашли, она лежала на боку, потому что вся левая часть тела, насколько я заметила, посинела… Такое бывает при инфарктах, когда человек после смерти лежит на боку… Никаких внешних повреждений на теле не обнаружено… Разве что стертые, какие-то отбитые пятки… И розовые пятна, похожие на засосы (хотя, конечно, на мертвом теле они совершенно другого оттенка) … Но, самое главное, что ее нашли вот в этой самой юбке и блузке … – она ткнула пальцем на ворох одежды на столе. – Это одежда Ларисы Ванеевой, которую, кстати, ее муж никогда на ней не видел…
– Ты хочешь сказать, – наконец подал голос Володя Ведерников, высокий худенький светловолосый мужчина с тонкими чертами лица и очками в изящной оправе, которая придавала ему интеллигентный вид и какую-то, как ни странно, инфантильность. Это было обманчивое впечатление, потому что, по рассказам Логинова, Ведерников был опытным, хотя и молодым еще, следователем. В прокуратуре его называли «мозговым центром». Что касается Толи Селезнева, то он был, напротив, невысокий, коренастый и жилистый, его лицо с широкими скулами и большими черными глазами было коричневое не то от табака (он очень много курил, опять же-таки по словам Логинова), не то просто был смуглый.
